— Ол сонуф ваоресаджи, — отозвался хор.
— Свершилось, — сказал священник. — Мы можем пройти мимо Стража.
Паства встала и направилась к двери. Как заметил Джо, каждый человек обязательно старался войти в пространство пентаграммы и на мгновение там задержаться, словно хотел набраться силы перед тем, как приблизиться к двери. Когда настала его очередь, он понял почему. Резной орнамент на двери, который издали казался всего лишь непристойным и омерзительным изображением, вблизи попросту ужасал. С огромным трудом он пытался себя убедить, что эти глаза были просто обманом зрения, оптической иллюзией. Он не мог избавиться от ощущения, что они смотрели прямо на него, и совсем не ласково.
Это… существо… и был Страж, которого следовало умиротворить, чтобы они могли войти в следующую комнату.
Пальцы рук и ног Джо неумолимо холодели, и объяснить это самовнушением было невозможно. Он всерьез засомневался, не грозит ли ему обморожение конечностей. Но когда он вошел в пентаграмму и холод внезапно исчез, а взгляд Стража стал не таким грозным, он ощутил, как по его телу заструилась свежая энергия. Это было то же чувство, что он испытывал на сеансах групповой психотерапии — после того как лидер сумел его уговорить освободиться от скрытой тревожности и подавленного гнева, без стеснения выражая свои чувства в топании ногами, криках, рыданиях и ругательствах.
Он легко миновал Стража и вошел в комнату, где должно было происходить главное действие.
Ему показалось, что он покинул XX столетие. В обстановке и отделке комнаты проявлялось хаотичное смешение древнееврейского, арабского и средневекового европейского стилей, лишенных современной лаконичности и функциональности.
В центре стоял алтарь, покрытый черной тканью, и на нем лежал тринадцатый член шабаша. Это была рыжеволосая зеленоглазая женщина — такие глаза и волосы, по преданию, больше всего нравятся Сатане у смертных женщин. (Джо вспомнил, что были времена, когда любая женщина с такими приметами автоматически считалась ведьмой.) Естественно, она была обнажена и ее тело служило проводником для совершения этого странного таинства.
«Что я здесь делаю? — подумал Джо. — Почему я не ухожу от этих психов и не возвращаюсь в мир, который знаю, в мир, где все ужасы, в конце концов, лишь человеческие?»
Но он знал ответ.
Он не сможет — в буквальном смысле не сможет — пройти мимо Стража, пока все присутствующие не дадут на это согласие.
Заговорил Падре Педерастия: «Эта часть церемонии, — сказал он, манерно кривляясь, — как всем вам известно, мне крайне омерзительна. О, если бы Наш Отец Всенижний позволил нам положить на алтарь мальчика, когда я совершаю богослужение! — но, увы, Он, как вы знаете, совершенно непреклонен в таких вопросах. Поэтому, как обычно, я прошу нового члена занять мое место в этом ритуале».
Из «Молота ведьм» и книг о колдовстве Джо знал, в чем заключается ритуал, и испытывал возбуждение вперемешку со страхом.
В смятении он подошел к алтарю, заметив, что остальные образовали пятиугольник вокруг него и обнаженной женщины. У нее было дивное тело, большая грудь и нежные соски, но Джо все еще слишком нервничал, чтобы почувствовать физическое возбуждение.
Падре Педерастия протянул ему облатку. «Я самолично выкрал ее в церкви, — шепнул он. — Можешь не сомневаться, что она освящена и обладает огромной силой. Ты знаешь, что делать?»
Джо кивнул, не в состоянии встретиться взглядом с похотливыми глазками священника.
Он взял облатку и быстро на нее плюнул.
Уровень вязкости и электрической заряженности воздуха стремительно вырос. Свет показался более резким, он засверкал, словно меч, и стал той враждебной и разрушительной силой, какой его часто воспринимают шизофреники.
Он сделал шаг вперед и положил облатку на лоно Невесты Сатаны.
В это же мгновение она тихо застонала, словно это простое прикосновение оказалось более эротичным, чем бывает обычное едва заметное прикосновение. Она сладострастно раздвинула ноги, и середина облатки смялась, утопая в рыжих волосках ее лона. Это произвело мгновенный и поразительный эффект: все ее тело задрожало, и облатка погрузилась еще глубже в ее влажное влагалище. С помощью пальца Джо протолкнул туда остаток облатки, и женщина хрипло задышала в ритме стаккато.
Джо Малик встал на колени, чтобы завершить ритуал. Он чувствовал себя полным идиотом и извращенцем: он никогда не занимался сексом, тем более оральным, публично. Из-за этого он даже не мог почувствовать элементарное возбуждение. Он не сходил с дистанции лишь из-за желания выяснить, есть ли в этом тошнотворном безумии что-то действительно магическое.
Как только его язык вошел во влагалище женщины и она задвигалась, он понял, что вскоре она испытает первый оргазм. Наконец его пенис стал наполняться кровью; он начал лизать облатку нежнее и ласковее. В его висок, казалось, гулко бил барабан; он едва заметил, когда она кончила. Его чувства понеслись вскачь, и он продолжал лизать, осознавая лишь, что она «течет» интенсивнее и обильнее, чем женщины, которых он прежде знал. Он ввел большой палец в ее анус, а средний палец в ее влагалище, продолжая лизать область клитора. Эту технику оккультисты называют Ритуалом Шивы. (А свингеры, почему-то вспомнил он, — «театром одного актера».) Он почувствовал, как необычайно наэлектризовались волосы на ее лобке, а его пенис стал таким тяжелым и напряженным, каким не был еще ни разу в его жизни, но все остальное заглушал барабанный бой в его голове, вкус влагалища, запах влагалища, тепло влагалища… Это была Иштар, Афродита, Венера; переживание было настолько интенсивным, что в нем открывалось поистине религиозное измерение. Разве какой-то антрополог в XIX веке не доказал, что культ влагалища был самой древней религией? Он даже не знаком с этой женщиной, но испытывает чувство, которое выше любви: истинное благоговение. «Тащится», как сказал бы Саймон.