— Не совсем, — Хагбард был абсолютно серьезен. — Закон Пятерок абсолютно верен. Все, от ДЖЕМов до Дили-Ламы, с ним согласны. Но сейчас, Джо, ты должен понимать его глубже. В правильной формулировке Закон Пятерок выглядит так: «Все явления, прямо или косвенно, связаны с числом пять, и эту связь всегда можно продемонстрировать, при наличии достаточной изобретательности со стороны демонстратора». — На его губах заиграла злая усмешка. — Это и есть модель того, чем всегда должен быть любой истинно научный закон: он должен быть утверждением об отношении человеческого разума к Космосу. Мы никогда не можем высказывать утверждение о самом Космосе — мы можем лишь говорить о том, как Космос регистрируется нашими органами чувств (или нашими инструментами) и как символически отражается нашими кодами и языками. Это ключ к революции Эйнштейна-Гейзенберга в физике и к революции Будды в психологии, которая произошла намного раньше.
— Но ведь, — запротестовал Джо, — всё описывается Законом. Чем больше я искал, тем больше находил подтверждений.
— Вот именно, — сказал Хагбард. — Подумай об этом. Если тебе понадобится быстро оказаться в Панаме, — добавил он, направляясь к двери, — позвони в компанию «Гольд энд Эппель, транспортные перевозки» и оставь сообщение.
И по сей день от Дуная до Рейна говорят: «Опасно слишком много болтать об иллюминатах».
Фон Юнцт, «Безымянные культы»
Теоретически Эпоха Бюрократии может продолжаться до начала бумажного дефицита, но на практике она никогда не длится дольше 73 перестановок.
Вейсгаупт, «Короли, церкви и глупость»
Известны слова Абдула Альхазреда из «Некрономикона»: «Когда-то они правили там, где сейчас правит человек; и где человек правит сейчас, там они будут править снова. Лето сменяется зимой, а зима — летом». Вейсгаупт, у которого был только перевод Олауса Вормиуса в лионском издании 1472 года с многочисленными опечатками и ошибками, прочел этот текст в искаженном виде: «Когда-то они правили там, где правит человек сейчас, летом. Где человек правит сейчас, лето сменится зимой. Они будут править снова, после зимы». Вконец запутавшись, он обратился за объяснением к своему доброму приятелю каббалисту Кольмеру, написав ему в Багдад письмо. А тем временем и Кольмер отправил ему письмо, отвечавшее на один более ранний вопрос. Когда это послание прибыло, Вейсгаупт экспериментировал с новым сортом «черного аламута» и был не в состоянии понять, что ему ответили на вопрос, заданный еще в предпоследнем письме; итак, он с готовностью принял следующее объяснение: «По поводу твоего весьма щекотливого вопроса: я нахожу, что в большинстве случаев лучшим средством служит спорынья. Если это не поможет, могу лишь предложить путь Дона Хуана».
Вейсгаупт решил, что, по мнению Кольмера, смысл пассажа о лете и зиме станет яснее, если его читать под воздействием спорыньи. Он стремительно ринулся в свою лабораторию и пропустил стаканчик зелья, а в придачу сжевал несколько пейотных бутончиков. (Он решил, что Дон Хуан, о котором писал Кольмер, был тем самым индейским магом из племени яки, жившим в XX веке, к сознанию которого он давно уже подключался посредством Morgenheutegesternwelt. Пейот был главным «учителем» упомянутого Дона Хуана, и Вейсгаупт ценой больших усилий и затрат добыл из Мексики некоторое количество этого растения.
Здесь следует объяснить, что вопрос, на который на самом деле отвечал Кольмер, был отнюдь не философским, а личным. Вейсгаупт просил совета по одному делу, сильно осложнившему его жизнь: выяснилось, что его невестка оказалась беременной, и косвенные улики указывали на то, что отцом ребенка был он. И он совершенно не представлял, как это объяснить Еве. Говоря о спорынье, Кольмер имел в виду, что Адаму нужно дать ее своей любовнице, поскольку спорынья часто использовалась как абортивное средство; в качестве альтернативы он предлагал путь средневекового Дона Хуана, имея в виду немедленный разрыв отношений. Однако обкуренный ингольштадский мудрец абсолютно ничего не понял и потому обратился к «Некрономикону», накачанный гашишем, пейотом и значительным количеством спорыньи, которая под влиянием других наркотиков и кишечных соков превратилась в эрготин, по химическому составу близкий к ЛСД. В результате чего слова начали выпрыгивать на него со страниц, глубокомысленно выкрикивая:
КОГДА-ТО ОНИ ПРАВИЛИ ТАМ,
ГДЕ ПРАВИТ ЧЕЛОВЕК СЕЙЧАС,
ЛЕТОМ. ГДЕ ЧЕЛОВЕК ПРАВИТ СЕЙЧАС,
ЛЕТО СМЕНИТСЯ ЗИМОЙ.
ОНИ БУДУТ ПРАВИТЬ СНОВА, ПОСЛЕ ЗИМЫ.
Альхазредова концепция Великого Цикла, восходящая в конечном счете к Упанишадам, во взбесившейся коре больших полушарий Вейсгаупта заблистала новыми причудливыми гранями. Пятью причудливыми гранями, если точно, поскольку его умом по-прежнему владело глубинное новое понимание Закона Пятерок, которое пришло к нему в тот вечер, когда он увидел, как шоггот превращается в кролика. Он быстро схватил с книжной полки и начал читать «Основания новой науки» Джамбаттисты Вико; он понимал, что оказался прав. Теория истории Вико, согласно которой все общества проходят четыре одинаковые стадии развития, была упрощением — ибо при внимательном изучении реальных фактов, скрытых за риторикой Вико, всякий раз, когда итальянец перечислял лишь четыре стадии, в действительности их явно прослеживалось пять. Вейсгаупт всматривался очень пристально, и, как и Джо Малик, чем пристальнее всматривался, тем больше находил пятерок.